– Неуверена, что мои чувства к нему можно обозначить таким низким словом, отец.

– Вот как? И давно… давно это продолжается? С самого момента твоего возвращения?

– Да.

Отец выругался и опустился в глубокое кресло.

– Это моя вина. Отчасти. Я видел – ты привязана к этому рабу, но не думал, что всё могло зайти так далеко. Я и не подозревал, что "бессмертный" нарушит свои обеты, путая отношения "раб-хозяин".

– Для меня он больше, чем раб.

– Настолько больше, что ты решилась организовать ему побег? Невиновному?.. О том стало известно, Артемия. Мои люди перехватили всё. Но я неуверен, что хотя бы капля сведений не просочилась дальше. Нет, совсем неуверен. Как ты могла? Ты же должна была беречь свою честь?..

– Честь при мне. Она никуда не делась от вспыхнувших чувств к Инсару.

– Ты прекрасно понимаешь о чём я. Или хочешь сказать, что смогла сберечь невинность?..

Ответом на вопрос стало моё молчание. Инсар стал моим первым мужчиной. Вопреки всему, что лежало между нами.

– Ты развлекалась с рабом! Притом даже не будучи замужем.

– Дело только в соблюдении должных приличий, отец? Или в удачной маскировке собственных пристрастий? Если бы у меня был муж, и я развлекалась с рабом, все закрыли бы на это глаза? И знай, это не просто развлечение. Я люблю этого мужчину.

Мой голос повысился, отражаясь эхом от высоких каменных стен.

– Любовь для нас – непозволительная роскошь, Артемия.

Отец встал и медленно подошёл к столу, разливая вино по бокалам. Один из них он протянул мне.

– Выпей и успокойся.

Я отбила протянутую руку с бокалом вина:

– Нет. Ни то, ни другое. То, в чём обвиняют Инсара, ложь. Во время мнимого ограбления склада он был со мной.

– Не стоит говорить о том вслух.

– В это время он был со мной. Всю ночь. От восхода луны и до её исчезновения…

Отец хлопнул ладонью мне по щеке.

– Замолчи. Думаешь, что всё это случайность? Кому какое дело до раба, обеспечивающего безопасность? Думаешь, они просто хотели таким образом устранить «бессмертного», чтобы добраться до тебя? Ошибаешься!..

Отец разом осушил бокал и пригрозил пальцем:

– Не перебивай меня, взбалмошная девчонка! Наверное, вы оба считали, что надёжно прятались от посторонних глаз всё это время. Но подумай сама. Если о том стало известно мне, значит, стало известно кому-то другому, а может быть и не одному. Они не только хотят устранить твоего верного раба. Это сделано с расчётом на то, что ты вступишься за своего… любимого. Твой непреклонный нрав на слуху у многих. По большей части – это моя вина. Не имея наследника мужского пола, я воспитал тебя слишком гордой и несгибаемой для женщины…

Отец прошёлся мимо меня, застывшей без движения.

– Это простой, но вместе с тем изящный план, Артемия. Кому-то стало известно о том, что твой раб стал твоим любовником. Немедля, они организуют покушение и обставляют всё так, будто речь идёт об очередном мятеже среди рабов, но на этот раз на более высоком уровне. Чего ждут от дочери Ликомеда? Что она придёт и вступится за своего любимого. Ведь именно это ты собиралась сделать завтра, отправляясь на суд, не правда ли? Твоё имя было бы опозорено и никто не стал бы брать тебя в жёны. Советники все как один проголосовали бы за то, чтобы ты, лишившаяся чести, была не в праве претендовать на наследие престола.

– Что с того, отец? Если жив – ты, правитель Верксала?

Отец грустно улыбнулся.

– Я не жив, Артемия. Я медленно умираю вот уже два с лишним года.

С этими словами он распахнул просторный халат, показывая язвы на теле. Большинство из них были прикрыты тряпицами и полупрозрачной материей. Я отшатнулась – теперь мне встало понятно, для чего вокруг отца постоянно разжигали удушливые благовония. Для того, чтобы они перебивали запах гниения плоти.

– Покушение гадюк не прошло бесследно. Мои лекари не смогли точно определить, что это за яд. Они оттягивали момент смерти до последнего. Но я чувствую, что мой час вот-вот настанет. Я уже долгое время почти ничего не могу есть и испражняюсь кровью, прости за подробности. Я скоро умру, Артемия… И что останется после? Ты, опозоренная, и Верксал, брошенный на произвол судьбы.

– Иногда мне кажется, что город ты любишь больше своей дочери.

– Зря ты так думаешь, но в одном ты права: я люблю Верксал, и горд своим родом, из поколения в поколение правившего им. Могу ли я допустить, чтобы место занял кто-то другой, не из моих прямых потомков?

– Я не могу допустить того, чтобы Инсара обвиняли…

– Его уже обвинили!.. По нашим законам завтра выскажутся обвинители и все те, кто мог бы поручиться за него.

– За него не вступится никто, кроме меня!

– И я не позволю тебе сделать этого. Завтра будут выслушаны обвинения…

– Наговоры, отец. Грязная ложь. Клевета.

– Послушай! – голос отца повысился, – пойдём, я покажу тебе кое-что, вернее, кое-кого…

Он знаком приказал мне следовать за ним и провёл через весь дворец, в подземелье. Стражники без слов пропускали нас, вытягиваясь перед правителем. Отец приказал отпереть двери одной из камер.

– Смотри!

Он показал рукой на мужчину, лежащего на каменном полу. Его тело было обезображено следами множественных пыток и истязательств.

– Это один из тех, кто будет говорить против раба. Если доживёт. Хиро́н трудился над каждым из них не один час, но все они твердят, как заведённые, что именно Инсар возглавлял грядущее восстание и уговаривал всех примкнуть к нему. Они говорят только одно и то же: виноват он.

– Отдай приказ перерезать глотки – не останется ни одного лживого свидетеля.

– Это не просто ложь… Это внушение. Они словно под действием чужой воли. Постой!

Но я уже шагнула в камеру, наклонившись над беднягой:

– Кто подстрекал рабов?

– Инсар, – прошелестел ответ.

– Ложь. Кто тебя научил отвечать так?

Тишина в ответ. Я развернулась и вышла, услышав только бессвязное бормотание: «Они ткут и ткут. Виноват Инсар…»

– Теперь ты понимаешь, что у меня нет выбора, Артемия? Я не могу просто взять и отдать приказ убить всех до единого свидетелей, о которых известно многим… Я уже и без того потратил много сил и золота, чтобы скрыть твою связь с рабом.

– Золото? Раньше ты не затыкал недовольным глотки золотом и не покупал их молчания!

– Времена изменились, Артемия. Дочь и город мне дороже раба. Я сделал свой выбор.

– Твой выбор, но не мой. Я не подчинюсь.

Отец вздохнул и махнул рукой. Тотчас же меня под локти схватили двое из его «крадущихся».